Минздрав предупреждает: курение опасно для вашего здоровья, вы можете простудиться… лежа в гробу

Вечер пришел без Тебя. Не мой вечер. Потому что без Тебя. Со вздохом включаю компьютер. Сегодня, впрочем, как и много дней в году, Ты будешь не со мной. Ты будешь дома со своей семьей. Но Ты будешь в моем сердце и в сети. Это наше спасение в вынужденной разлуке, которую подло устроила жизнь с фактом опоздания нашей встречи.

Я очень устала. Твое «привет» немного это смягчает. Хочу попрощаться и пойти спать. Но Ты не идешь. Ты пишешь песню. А мне, как человеку, для которого это все и пишется, а потом и торжественно дарится, хочется скорее послушать то, что получилось. Тем более что в написании слов песни Ты позволил мне поучаствовать, что бывает весьма редко.

День был тяжелый, и у меня невольно закрываются глаза. Я жду песню. Мне интересно, как теперь Твой голос сольется с музыкой, и какая она будет. Ты обещаешь, что через час закончишь. Жду…

… Покурю пока пойду. Ты просишь меня не курить, поэтому я Тебе не скажу. Выйду на пять минут, а потом приду и напишу, как сильно люблю Тебя. В подъезде очень подъездно. Бетонный пол, зеленые стены, серый потолок. Еще там есть оконный проем. Он высоко в стене плоским прямоугольником показывает мне ночь. Видно небо, ветвь какого-то дерева и другие дома с зажженными в некоторых окнах светом через различные шторы, жалюзи, занавески, балконы…

Смотрю на время, прошло только минут десять от ожидаемого часа. Закуриваю вторую и тону в проеме окна вместе со своими мыслями… …Сколько я так простояла и выкурила — не помню. Но уже не стою, а лежу, почему-то.

«В обмороке, что ли? Вот, блин, перекурила я, похоже. Но я встать не могу! Я так и лежу на этом чертовом холодном бетонном полу!!! Не то чтобы лежу, валяюсь просто, в своем нежнейшем халате на грязном полу»,  — глаза мои открыты и застыли, я вижу только кусок зеленой стены. Повернуть голову не могу, пошевелиться тоже.

«Что за бред? Мне так и лежать здесь всю ночь? Дети мои уже спят, так что меня до утра не хватятся. В подъезде тихо, никто, похоже, уже не придет домой, все сидят по своим квартирам, наверное, поужинали и смотрят телевизор. А я так и буду обозревать до самого утра замершим взглядом бледную зелень стены?  Стоп. Замершим? Я умерла…» — в кармане халата телефон подал звук пришедшего сообщения. Наверное, Ты меня хватился. Послал мне песню, а я не отвечаю.

«Милый мой, родной! Я тут умерла от перекура и ответить Тебе не могу! Я больше курить не буду!!!»

 … Хмурое утро. Это небо нахмурилось и недовольно мной. Играет песня. Та, которую Ты написал. Я по словам узнала. Грустно и зло играет гимн волшебный, течет волной спокойный Твой голос, смешиваясь с шумом ветра. Небо горестно на тон сереет, тяжелые капли падают на мое бледнющее лицо, губы становятся прозрачными. А глаза мои смотрят навстречу влаге, которая сыпется с небес в знак огорчения. Рядом стоит куча народа и все говорят какие-то слова, и только Ты знаешь, что мне холодно и надо бы меня укрыть одеялом или взять на руки. Но Тебя никто не пустит. Неприлично же брать из гроба мертвых на руки.

Дождь становится сильнее, а капли — крупнее, особенно на припеве. Они словно подыгрывают в аранжировке. Люди открывают зонты и теснятся друг к другу. Если бы я могла разогнать их всех сейчас, то я бы послала их подальше со своими похоронами. Ведь на меня капает дождь и мне холодно! Люди, стоящие сейчас в трауре, положили мне лоскут вместо подушки и не укрыли одеялом. Хотя они, конечно, тактично умалчивают о причине моей смерти и, стоя в теплых куртках, неспешно распинаются о прожитой моей жизни и том, какая я хорошая, стараясь перещеголять друг друга в красноречии. У меня немного от смущения порозовели щеки… Да нет, это от злости. Жаль, я не могу сейчас встать и опровергнуть их лицемерную торжественную скорбь. Скорей бы они закончили свои речи противные!  Ты стоишь в отдалении, не чувствуя ветра, и злишься на меня, на эту смерть, и на причину ее, наиглупейшую. Мысленно немного поругавшись на меня безмозглую, спохватываешься: «все-таки так не хорошо о мертвых думать». И Тебе становится меня и себя очень жаль. И мне себя становится еще больше жалко.

«Ну сколько можно говорить?! Закройте крышку, идиоты! Ведь я уже промокла вся!» — но все-таки, я сделала последний штрих к своему уходу. Я оставила глаза открытыми! Никто в морге, никто из родных и близких так и не смог закрыть мне глаза. Хорошо, что мертвые не могут шевелиться, а то б я могла засмеяться от своей упрямой последней шутки над добропорядочными людьми. Всем жутко, конечно: лежит перед ними мертвец с открытыми глазами и смотрит в небо. Один Ты радуешься и, ненароком, стараешься стоять так, чтобы видеть мои глаза, потому что Ты их очень любишь. И я очень люблю Твои, поэтому я начинаю коситься в Твою сторону потихоньку, чтобы посмотреть в Твои глаза в самый распоследний раз. Я никогда не могла насмотреться на Тебя, будучи живой, очевидно, и смерть не восполнит сего.

«Да, когда же уже конец похоронам?» — я чувствую, как у меня замылился слух от беспрестанного повторения одной и той же песни, написанной аккурат в момент моей смерти.  Ты знал, что я именно ее  захочу слушать, лежа в гробу. Потому что я обязательно должна услышать, какая у Тебя получилась песня и получить ее в подарок от Тебя. Вот, с подарком не успелось, однако, и Ты заплатил, чтобы не играл дурацкий оркестр, а поставили Твою песню, которую Ты все-таки даришь мне сейчас. Я верю, что Ты не ожидал, что похороны будут такими длинными и песня крутится уже в сотый раз. Ты виновато просишь прощения глазами. Я мертво прощаю Тебя, как всегда. Улыбаться не буду, чтобы не пугать народ. Но взгляд мой давно уже незаметно перевелся с неба на Тебя. Правда, мне плохо видно Тебя, но Ты подходишь ближе, чтобы мне было удобнее. Спасибо.  Я чувствую, как у меня затекли ноги, от холода или от окостенения, не знаю. Но так и до судороги недалеко. Я тихонько шевелю их под платьем, чтобы снять напряжение. Я промокла вся! Полностью в этом гробу! Эти люди издеваются надо мной, честное слово! Это уже не гроб, а корыто, наполненное влажными дождевыми каплями. Мне кажется, у меня немного смазалась тушь с ресниц, как это иногда бывало у нас ночами. А я не люблю выглядеть перед Тобой плохо. Смотрю на Тебя с немым вопросом о том, в порядке ли у меня глаза. Но ответа не дожидаюсь, потому что я для Тебя всегда прекрасна, особенно в лежащем положении. Там уж, не то что тушь, а вообще, какова бы я не была, я для Тебя буду самая прекрасная.  Стараюсь подвинуть как-то руку, чтобы хоть провести под глазами, но боюсь, будет заметно. Оставляю свои попытки. Думаю. Придумала! Надо придвинуться к стеночке гроба, она изнутри оббита белым атласом и элегантно протереть глаза об него легким движением головы.  

Моя идея провалилась с оглушительным треском. Первым заметил священник и какие-то бабки, стоявшие ближе всех к гробу. В итоге, визжа, они развернули всю похоронную процессию, которая стремглав унеслась за ворота кладбища.  Наконец-то Ты можешь подойти ко мне, снять с меня это мокрое дебильное платье и закутать скорее в свою кожаную куртку, нагретую Твоим теплом тела! Ты несешь меня, согревая дыханием, к машине. «Интересно, а все-таки, у меня размазались глаза или нет?» — думаю я, крепко обнимая Тебя за шею. А Ты бережно несешь меня, ступая по земляной жиже луж и шепчешь:

— Как песня вышла?

— Здорово, — целую Тебя в ответ. — Теперь она моя?

— Как и Ты — моя…


Добавить комментарий