По-настоящему хорошая песня,  это… плохая песня!

 

 

 

 

Когда-то давно, когда ничего еще не было, кроме большой пустыни, появился Уж. Небо было такого же, песочно-пыльного цвета. Даже солнца невозможно было увидеть, поскольку оно точно сливалось с небом и землей. Если смотреть на предположительную линию горизонта, то и его, казалось, не было. Весь мир был подобен теплой сфере светло-желтоватого песочного цвета.

Уж был единственным, не абсолютно хаотично ползающим существом, в отличие от его собственных мыслей и окружающего пространства. Уж был, как темный шелк, струящийся среди песков под дуновением нежного ветерка.

Вечером желтый мир становился уютным и, коричневея, гас. Но ночь не всегда была ночью. Она иногда становилась днем, если день был темнее ночи. «Но не все здесь наоборот. Что-то наоборот, а что-то — наоборот по отношению к тому, что уже было наоборот, поэтому как раз так, как правильно», — думал Уж, засыпая и неспешно останавливая свои мысли. Он безумно любил спать, потому что во сне его мир становился еще комфортнее. Во сне у Ужа вырастал нос. Он мог быть очень длинным, если хотел… во сне. И Уж мог засовывать его во все уголки вселенной, лениво любопытствуя о том, как должен быть устроен мир. А потом Уж неизбежно возвращался, просыпаясь в своих родных песках.

Все всегда меняется вдруг. Вдруг все и поменялось. Слева что-то назойливо жужжало. Но претензии слева Ужом никогда не принимались, поэтому он зло терпел акустическое неудобство вместо того, чтобы его устранить. Жужжание не прекращалось.

«Вот минута к нам пришла и секундочку нашла. А секунда заблудилась и в часочек превратилась», — пробормотал Уж в надежде остановить этот шум. Но и это его не спасло. Жужжание слева переместилось вправо. И тогда Ужу пришлось открыть глаза на проблему.

Но она оказалось вполне милой, не сильно выбиваясь из гаммы цветов его мира. Проблема была чередой песочных как мир и черных как Уж, полос. В общем, проблема Ужу и его миру вполне подошла, особенно, когда не подлетала слишком близко. Если такое случалось, Уж начинал сильно волноваться.

И было еще кое-что. Если во сне у Ужа вырастал нос, то у этой проблемы «нос» оказался не только во сне. И он был острый, как игла, входящая резко и достаточно больно туда, куда ей только вздумается. Это было жало. А проблемой была Оса.

— Откуда ты взялась? – любуясь ей, спросил Уж.

— Я не взялась, я была здесь всегда, – ужалила его Оса.

— Не было. Здесь один песок, — терпеливо припал к ране ртом Уж.

— Это твои мысли, в которых ты ползаешь. Здесь есть люди, цветы, и небо черное по ночам, а утро нагоняет ветер и тоску, — вновь больно ужалила она. Уж привычно отполз немного подальше.

— И музыка. Здесь есть музыка. Послушай! — Оса остановила его. И Уж услышал. Они затихли и слушали ее вместе. Это была чудесная музыка. А потом они поссорились. По неизвестной причине. То ли оса слишком глубоко ранила ужа, то ли Уж далеко отполз от Осы. И перестали слушать музыку. И та музыка, которую они слушали, обиделась и ушла. В степь. К великому степному Духу. А Дух назвал эту музыку по имени тех, кто полюбил ее первым. Уж и Оса. Музыка «Ужа и Осы». «Ужасная музыка», – переврали люди, как обычно услышав что-то краем уха.

За это Дух и не любит людей. И собак тоже не любит. За то, что те любят людей и не любят ужей и ос, а к музыке равнодушны.

Пришла любовь, сделавшая сердце кровоточащим, а мир — счастливым. Уж и Оса были вместе. Как могли. И любили так, как могли. Музыка вернулась. И они слышали музыку души. Это было понятно полностью и вообще не понятно —  что одно и то же, поскольку может быть понятно только частично. Дух радовался, подслушивая их музыку. И все более отдалялся от людей. «Все квадраты подчиняются законам. Но квадратов Малевича всего два. Не просто красный и черный, а именно те, которые нарисовал он, признаны шедеврами. Разве это не ахинея?» — размышлял Дух.

«Люди склонны к ахинее. Они ахинеисты! Именно ахинея может открыть дорогу к светлому будущему человечества и сможет сделать всех и каждого по-настоящему счастливыми», — пришло в голову Духу, и он немедля умчался к людям, чтобы сделать их счастливыми.

— Люди называют все какими-то словами, потому что не могут понять ни хрена, что это все означает. И отдельные части этого всего. И не этого всего. И этого не всего, — глядя вслед удаляющемуся Духу, медленно произнес Уж.

Оса промолчала, коснувшись ужа. Но не для того, чтобы жало вонзилось ему в кожу. Совсем нет. Она поцеловала его. Но вышло опять больно. Уж недовольно извернулся и нырнул в песок, наткнувшись на песчаную рыбу.

— Рыба, это очень скрытное существо. Оно постоянно всех обманывает. Прикидывается дурой, а сама интегралы, сука, в уме щелкает! – вынырнув, продолжал злиться уж.

— Тебя кто-то обидел? – расстроенная его внезапным плохим настроением, поинтересовалась Оса.

— Бог! – еще более распалялся уж. — Бог не то, чтобы обидел. Он споткнулся, когда шел, и, ударившись подбородком о металлические блестящие перила, уронил меня головой о кафель!

— С тех пор твои мысли стали песком, и ты несешь всякую чушь? – разозлилась в свою очередь и Оса, ужалив его.

— Я по натуре очень молчаливый, — стих Уж, мгновенно успокоившись. И многозначительно заключил, глядя, на песчаные волны. — Как рыба в небе.

— Так может говорить только писатель абстракционизма, – примирительно улыбнулась Оса, осторожно, стараясь больше не касаться Ужа, чтобы не ужалить нечаянно.

— Писатель не может, а каждый день гложет меня постоянная гнусная мысль о том , что мы здесь зря сейчас родилИсь. РодИлись бы раньше, родИлись бы позже… Тогда вот, глядишь, и поднялись бы дрожжи, — с горечью сказал Уж.

— Прежде чем подняться, придется бродить. А можно перебродить, не поднявшись, — Оса нашла способ касаться его, не жаля. Она аккуратно подлетала и нежно трогала в полете прозрачными крылышками его шею или голову. Уж замирал от удовольствия, но Осе не признавался в этом.

 

…Вернулся взбешенный Дух, разнеся их только восстановившуюся идиллию в прах.

— Что, не вышло счастья? – съязвила Оса.

— Люди швыряются словами, знаниями и чувствами, которые я им открыл, как специальными фруктами с балкона, и не знают, что за это им предстоит убирать паутину в чулане царя Соломона! – буйствовал Дух. — Я не вернусь к ним никогда!

— Как жестока судьба человечества, оставшихся без Духа, — вздохнула Оса, покачав головой.

— Всю свою жизнь отныне они будут меня искать! Ведь только у меня есть счастье. Без меня им его не видать, как своих затылков. Они будут замечать только чужие затылки и чужое кажущееся счастье, потому что настоящее у меня! Только у меня! – рассыпал проклятьями Дух.

— Неправда. Не только у тебя. У меня есть.  — засмеялась Оса и кивнула на Ужа. — И у него есть.

Уж дремал и ничего не слышал. Дух разозлился еще больше. От того, что одна не боится остаться без Духа, а второй считает возможным спать в столь решающие повороты судьбы, когда Дух может уйти и из этого мира тоже.

— Нет ничего у вас! Без духа нет ничего на свете! Смотри!

Песок поднялся с земли и смешался с небом. Песок был везде. Он сыпался с небес и взмывал вверх и в стороны. Невозможно было ни видеть, ни дышать, ни чувствовать… Всюду стал один песок. Не стало ни неба, ни земли, ни воздуха…

…Внезапно все стихло и успокоилось.

Оса отряхнулась, с трудом разлепляя глаза и выплевывая песок. Духа не было и Ужа тоже.

Оса встревожено кружила и искала свою ползающую любовь, которая и была ее счастьем. Ужа не было.

На самом деле Уж искал Осу. После разбудившей его бури, Уж мгновенно заскользил по поверхности пустыни, стремительной стрелой то и дело вонзаясь в песок. Уж искал свою летающую любовь, которая и была его счастьем. Осы не было.

Час, минута, секунда, миг. Они увидели друг друга. И устремились навстречу. Оса полетела вниз, Уж взвился молнией вверх.

…Смертельный удар с силой любви завершил соединение. Оса пронзила Ужа не жалом, а всей собой. Она точно вошла в него и вышла, безжизненно упав в песок. И Уж упал следом, мертво сжав ее в кольце своего тела.

Дух оказался прав. Он унес счастье с собой. С тех пор у ужа прохладная кровь и есть светлые песочные пятнышки на голове. Это следы того удара, пронзившего насквозь… Их любовь стала Душой. Теперь она ищет Духа… Чтобы и он нашел свое счастье… И перестал злиться.